28 декабря 2024
Более двух месяцев в Грузии продолжаются акции протеста против результатов парламентских выборов, состоявшихся 26 октября 2024 года. Оппозиция начала выступления сразу после объявления итогов, выдвигая обвинения в манипуляциях и использовании административного ресурса.
Подобные претензии типичны для стран с переходной демократией и зачастую воспринимаются обществом как привычное явление. Кроме того, процесс выборов контролировался как внутренними, так и международными наблюдателями, что ограничивало степень доверия к заявлениям оппозиции. В результате протесты оставались относительно вялыми и не привлекали широкого общественного внимания.
Ситуация полностью изменилась, когда 28 ноября 2024 года премьер-министр Ираклий Кобахидзе объявил о приостановке переговоров о вступлении Грузии в Европейский Союз до конца 2028 года.
Заявление Кобахидзе, носившее скорее эмоциональный характер, было связано в основном с провалом многолетних попыток различных грузинских правительств добиться доступа на рынок Евросоюза для вина и минеральной воды. Но подобно тому, как Польша недавно заблокировала доступ на европейский рынок украинского зерна, судя по всему Франция и Италия блокировали появление конкуренции своим винам и минеральной воде, например Perrier и San Pellegrino.
Грузинское правительство рассматривало это заявление как определённого рода сигнал Евросоюзу: если условия для интеграции не улучшатся, стране придётся вновь ориентироваться на российский рынок, где её продукция традиционно пользуется высоким спросом. Но, как говорится, целились в мишень, а попали в ногу.
Для грузинского правительства вопрос экспорта вина и минеральной воды на переговорах с ЕС был приоритетным. Однако для большинства граждан эти торговые ограничения имели второстепенное значение. Гораздо более чувствительным для грузинского общества стало бы возможное ограничение безвизового режима с Европой. Этот сценарий напомнил бы о ситуации в Беларуси, где граждане заплатили высокую цену за неспособность демонтировать авторитарный режим: их счета в западных банках были заморожены, малый и средний бизнес в Европе фактически был закрыт, визовые правила усложнились, сопровождаясь значительным повышением стоимости виз. В отличие от белорусов, которые никогда не имели безвизового доступа в ЕС, грузины, однажды получив эту возможность, не готовы были мириться с возвращением к унизительным процедурам заполнения анкет, получения виз и другим устаревшим практикам, не соответствующим реалиям современного мира.
Поэтому дело здесь не столько в геополитическом выборе — в противопоставлении ЕС и России, как это упрощённо интерпретируют многие комментаторы. Страна — это не лодка, которую можно просто направить либо на Запад, либо на Восток. Заявление премьер-министра Грузии вызвало массовые протесты, поскольку могло затронуть одно из базовых прав граждан — право на свободное передвижение. Это изменило общественный фокус: вместо обсуждения результатов выборов и персоналий внимание переключилось на более фундаментальный ценностный выбор.
Вспомним Украину 2013 года. Тогда, несмотря на общее недовольство коррупцией и непотизмом, протестов против Виктора Януковича практически не было. Но всё изменилось, когда он отказался подписать соглашение об ассоциации с ЕС, дававшее украинцам право свободно ездить в страны Евросоюза. Оно было жизненно важным особенно для запада Украины, где огромное количество людей фактически жило за счет приграничной торговли. Для них абстрактные интересы правительства о возможности получения более дешевого газа из России, подобно заботам грузинского правительства о доступе вина и минеральной воды в Европу казались малозначительными, так как непосредственно не затрагивало их личные интересы.
В Беларуси власть Лукашенко реально повисла на волоске после того, как мы решили противопоставить режиму ценностный выбор – а именно право свободно выбирать. Геополитические лозунги или ориентация на Европу могли бы расколоть общество и значительно сократить социальную базу перемен.
Даже на самых массовых акциях протеста, собиравших свыше полумиллиона человек, не звучали призывы к геополитическому выбору, а тем более поддержка какого-либо конкретного кандидата.
Мы предложили тогда людям другую, ценностную, а не личностную дилемму: диктатура с ее обманом, фальсификациями, ложью и подавлением прав и свобод граждан, или право на свободные и честные выборы. Поэтому, после того как Лукашенко отстранил от предвыборной гонки всех кандидатов с конкретными программами развития и зарегистрировал в качестве соперника безработную домохозяйку, которая на начальном этапе кампании не провела ни одного пикета и не провела ни одной встречи с избирателями, политическая кампания не прекратилась. Она изменила свою суть: речь шла уже не о поддержке конкретного кандидата или программы, а о борьбе за фундаментальное право человека — право свободно выбирать.
Именно вокруг этой ценности сформировалось «женское трио», представлявшее три штаба кандидатов, участвовавших в выборах. Трио заявило, что их главная цель — не приход к власти, а проведение свободных выборов. Поэтому несмотря на то что Тихановская после выборов призвала признать победу Лукашенко, взяла у него денег и уехала в Литву, где была тепло встречена литовскими властями, в Беларуси начались массовые протесты. Эти протесты, как уже упоминалось, проходили без геополитических или персоналистских лозунгов, сосредоточив внимание исключительно на борьбе за честные выборы.
Однако зарождающаяся белорусская демократия оказалась крайне уязвимой. Вместо продвижения общих ценностей белорусскому обществу начали навязывать фигуру «лидера», что сопровождалось колоссальными финансовыми вливаниями, исчисляемыми сотнями миллионов евро. Это привело к расколу демократических сил, ослаблению протестного движения, укреплению позиций режима и созданию условий для российской агрессии против Украины. Не будь этого, войны возможно удалось бы избежать, ведь Беларуси в этом отводилась ключевую роль как плацдарма для нападения на Киев, расположенный всего в 180 километрах от белорусской границы.
P.S. Для ослабления протестов в Грузии правящей партии даже не понадобилось создавать условного оппонента — вроде Свано Гоговны, неработающей жены журналиста Серго Тихилашвили, — и тратить миллионы на её раскрутку как нового лидера оппозиции. Достаточно было переключить общественное внимание на фигуру президента Саломе Зурабишвили, превратив протесты из ценностного противостояния в вопрос личных предпочтений. Это успешно снизило накал протестной активности. После Нового года оппозиция, скорее всего, примет приглашение войти в парламент, и уже с февраля законодательный орган начнёт работать в полном составе.
После этого диалог Грузии с Западом возобновится. Ведь выборы в этой стране, проведённые под международным наблюдением, даже при неприятии их итогов оппозицией, предоставляют возможность для парламентских дебатов и общественных дискуссий. Это кардинально отличается от ситуации в Беларуси, где в парламенте нет ни одного человека, который мог бы выступить против действующего режима личной власти. Все, кто в Беларуси отстаивает право народа на самоопределение, либо находятся в тюрьме, либо вынуждены жить в изгнании.
