24 апреля 2025
У меня в Гродно есть друг — Виктор Фёдоров. Россиянин, родом из Кисловодска, он когда-то приехал в Беларусь, чтобы вместе с местным партнёром Александром Можейко на базе бывшей фабрики «Труд» заняться пошивом обуви. Женился на белоруске. У них родилось двое детей. Сначала бизнес шёл неплохо, но рынок изменился. Китай со своей фабричной скоростью и агрессивной ценовой политикой вытеснил многих — и белорусская обувная отрасль не стала исключением. Производство пришлось закрыть, а бизнес переориентировать на ремонт: они открыли с десяток мастерских по всему городу. Это оказалось востребованным. Для многих старая, разношенная обувь, уже «подстроенная» под ногу, оказалась удобнее новых туфель, которые часто натирают и требуют времени, чтобы стать по-настоящему комфортными.
Но разговор не об обуви.
У Виктора и Светланы есть дочь — Надя. Она родилась с врождённым пороком сердца. Врачи не скрывали: до совершеннолетия она, скорее всего, не доживёт. Виктор мне часто говорил: «Я бы отдал своё сердце, лишь бы моя дочь жила…». Родители прошли через всё — страх, отчаяние, бессонные ночи. Но реальным и единственным шансом для спасения девочки была операция.
В Беларуси тысячи детей с подобными диагнозами. И ещё совсем недавно большинство из них было обречено. Я это знал. Я видел статистику. Ещё до того, как Виктор рассказал мне о своей дочери.
Во время работы в Вашингтоне я столкнулся с аналогичной судьбой. В посольстве Беларуси советником по культуре был Александр Хмурец — бывший помощник премьер-министра Сергея Линга, которого направили постпредом в ООН. Хмурец, благодаря протекции премьера, смог занять должность в посольстве в Вашингтоне.
У него была дочь — с редким генетическим заболеванием. Её жизнь зависела от дорогостоящих препаратов, которых в Беларуси не было. Да и если бы были — лечение всё равно оказалось бы невозможным: поддерживающая терапия стоила около трёх тысяч долларов в месяц. Очевидно, что ни его семья, ни тем более бедная система здравоохранения Беларуси не могла бы обеспечить такие расходы.
Когда срок командировки подошёл к концу, перед Хмурцом встал жёсткий выбор: вернуться в Беларусь и потерять дочь — или остаться в США. Он остался.
Что с ним стало потом — я не знаю. Надеюсь, что их дочь жива и здорова. Скорее всего, они относительно безболезненно встроились в американскую жизнь. Его супруга обладала редкой профессией — она работала с детьми с синдромом Дауна. В США такая работа высоко ценится и достойно оплачивается, поскольку требует не только профессиональной подготовки, но и особого склада характера. Её заработка вполне бы хватало, чтобы обеспечивать всю семью…
Тогда я чётко сформулировал для себя задачу, которую позднее определил и для IT-отрасли: не допустить, чтобы белорусы уезжали из страны в поисках технологий, знаний и… человеческого отношения. Мне хотелось, чтобы произошло наоборот — чтобы Америка, пусть хоть и самая малая ее честь, фигурально выражаясь, обосновалась на нашей земле. Чтобы лучшие практики, специалисты, идеи и подходы, существующие в США и в мире, стали работать на благо людей здесь, на белорусской земле.
Так я вышел на доктора Джеймса Смита, который незадолго до этого основал неправительственную организацию American International Health Alliance (AIHA). Ее он видел как мост между американскими врачами и их коллегами по всему миру. Именно его я решил использовать в качестве возможности для Беларуси воспользоваться американскими знаниями и технологиями. Чтобы система здравоохранения работала не на одну белорусскую семью и обслуживающую ее свиту, а чтобы имеющиеся в мире технологии, накопленные знания могли служить для спасения жизней всех белорусов.
Именно Джеймс Смит познакомил меня с двумя людьми, чьё участие оказало колоссальное влияние на белорусскую медицину. Первым был доктор Уильям Новик — детский кардиохирург из США. Второй — Ирма Герцен (Irma Goertzen), президент Magee Women’s hospital в Питтсбурге, штат Пенсильвания.
Сегодня практически каждый в Беларуси знает о Центре детской кардиохирургии в Минске — том самом, что расположен рядом с главным зданием Национальной Академии Наук, прямо на проспекте Независимости. Знают, что построен он на бюджетные средства. Но построить здание — не проблема. Это может сделать любое государство, любой город. Суть — не в стенах. Главное — каким смыслом они будут наполнены.
В Беларуси на тот момент не просто не было школы детской кардиохирургии. В стране в принципе не проводились операции на открытом сердце — даже взрослым. Во времена Советского Союза ближайшая полноценная кардиохирургическая клиника находилась в Вильнюсе. Позднее, уже в независимой Беларуси, те, кто мог себе это позволить, отправлялись на операции в Израиль или Германию. А тут речь шла о маленьком, величиной с мандарин, сердце ребенка. Это как если бы страна, не научившись собирать автомобили, вдруг решила производить пассажирские самолёты.
Дети с врожденным пороком сердца у нас были обречены.
Доктор Новик не только спас тысячи детских жизней. Он обучал. Делился опытом. Вдохновлял. Он создал то, чего у нас не было — школу детской кардиохирургии. Он лично провёл около 500 операций. Ещё около 2 000 — консультировал удалённо.
Я попросил его, чтобы он проконсультировал операцию на сердце Нади. Он подключился, изучил данные, дал рекомендации. Операция прошла успешно. Их девочка — теперь уже молодая девушка — жива и здорова.
Но вернемся к Ирме Герцен.
Для тех, кто изучал историю революционного движения в России, фамилия Герцен вызывает вполне определённые ассоциации. Александр Герцен — автор «Былого и дум», одного из самых значимых произведений в русской мемуарной литературе XIX века.
Однако Ирма Герцен никакого отношения к России не имела. Её родители были выходцами из Дании. Сама же Ирма родилась в Сиэтле, где впоследствии оставила заметный след в общественной жизни. После ухода с поста президента и генерального директора женского госпиталя Magee-Womens Hospital в Питтсбурге, она инициировала создание National Nordic Museum в Сиэтле — музея, посвящённого истории скандинавской эмиграции в США.
Ирма Герцен и её супруг, юрист по профессии, были хорошо знакомы с семьёй Билла Гейтса. Мать Билла, Мэри Гейтс, занимала влиятельные позиции в деловых и общественных структурах, а отец, Уильям Гейтс-старший, был одним из самых уважаемых юристов в Сиэтле. Именно он сыграл ключевую роль в судьбе Microsoft на раннем этапе её становления. Благодаря его участию в переговорах с IBM, права на операционную систему, созданную по заказу корпорации, остались за разработчиком — молодой компанией его сына. Сейчас это выглядит невероятно, но именно этот шаг стал впоследствии фундаментом глобального успеха Microsoft.
Ирма Гёрцен (Irma Goertzen) была президентом и генеральным директором (CEO) женского госпиталя Magee-Womens Hospital в Питтсбурге, штат Пенсильвания. Под её руководством госпиталь стал одним из ведущих центров в США по вопросам женского здоровья и помощи новорождённым. Она также стала основателем Magee-Womens Research Institute — первого в Америке научно-исследовательского института, посвящённого проблемам женского здоровья, рождения детей, репродуктивной медицине, медико-генетического консультирования, а также снижение заболеваемости беременных женщин и новорожденных детей.
Я бывал в этом госпитале не меньше десятка раз. Каждый визит был связан с очередной стажировкой для белорусских врачей, которую мы организовывали вместе с Ирмой Герцен и доктором Джеймсом Смитом. Каждая группа насчитывала 20–25 человек. Всего через стажировки в Magee прошли несколько сотен белорусских специалистов, которые впоследствии стали основой врачебного корпуса в таких учреждениях, как Центр «Мать и дитя», 6-я городская клиническая больница в Минске, а также родильные дома по всей стране.
Поначалу я был уверен, что Ирма по профессии — врач. У нас ведь как принято: учреждение здравоохранения должен возглавлять самый опытный доктор, главврач. Так устроено советское (и постсоветское) медицинское мышление. Но побывав в Magee-Womens Hospital я понял, насколько это устаревший (и ошибочный) подход.
Этот женский госпиталь производил впечатление скорее культурного центра, чем больницы. Мне показалось, будто меня привели в театр. Огромный просторный холл, посреди которого — большое фортепиано, звучащее классическую музыку (и, что особенно поражало, само играющее). Библиотека, компьютерный зал, кафе — всё это выглядело даже лучше, чем у нас в общественных учреждениях. Как объясняла мне Ирма, атмосфера имеет огромное значение: пациент не должен чувствовать себя больным, он должен чувствовать комфорт и уважение.
Ирма объясняла просто: больница — это не только врачи и пациенты. Это бюджет, закупки медикаментов и оборудования, найм и оплата труда персонала, взаимодействие со страховыми компаниями, логистика, документация, соблюдение стандартов. Всё это требует специальной профессиональной подготовки в сфере управления, экономики и менеджмента.
Использовать для такой работы врача по крайней мере нерационально. Во-первых, у него нет для этого необходимой подготовки. А во-вторых, если врач начинает заниматься управлением, он неизбежно теряет столь ценные лечебные или хирургические навыки, которые приобрёл за годы учёбы и работы. А ведь его задача — спасать жизни, а не организовывать ремонт в коридоре и согласовывать смету.
Тем не менее, Ирма, чтобы лучше понимать реалии медицинской практики, закончила сестринские курсы, чтобы видеть больницу в том числе глазами медперсонала. Представьте себе: во главе одного из ведущих госпиталей США стоит медсестра.
Мы ещё обязательно поговорим о том, как сделать систему здравоохранения в Беларуси соответствующей самым высоким международным стандартам. Это большая и важная тема, заслуживающая отдельного разговора. Но почему я вспомнил о том, как пытался менять в Беларуси систему здравохранения – не системно, конечно, это невозможно было ни тогда, ни сейчас, а хотя бы в тех лакунах, где для этого имелась возможность.
Дело в том, что менее недели назад одна из родственниц Лукашенко получила из его рук Орден Франциска Скорины. Формально — за организацию культурных и «патриотических» мероприятий, что значит прославление «выдающегося руководителя», при котором население страны сократилось с 11 миллионов в 1994 году до менее чем 9 миллионов в 2024-м.
Это не абстрактные цифры. Это минус два миллиона человек всего лишь за 30 лет. Люди, которые не родились. Люди, которые уехали. Люди, которые умерли — слишком рано, слишком быстро.
Я пишу именно потому, чтобы мы помнили, кто внес в Беларуси вклад в спасение тысяч жизней. Чтобы помнились не только те, кто обслуживал культ - родственники, чиновники, пропагандисты, начальники каких-то отделов и управлений, судьи и директора «правильных» домов культуры.
Когда мне не удалось добиться официального согласия на награждение доктора Уильяма Новика орденом Франциска Скорины, я за собственные средства заказал хрустальную статуэтку белорусского просветителя, чья деятельность стала символом гуманизма и просвещения и вручил её Уильяму. В тот момент мне было откровенно стыдно. Не за себя. За систему. За страну, которая способна награждать пропагандистов и чиновников за лояльность, но не нашла в себе решимости признать заслуги человека, спасшего тысячи белорусских детей.
А что я мог сделать для Ирмы? И главное — нужно ли было ей что-то? Лишь однажды, 11 сентября 2001 года, когда рухнули башни Всемирного торгового центра, третий самолет упал на Пентагон и еще один рухнул недалеко от Питсбурга, она позвонила мне: аэропорты закрыты, поезда не ходят, все машины в аренду — разобраны и попросила дать машину с водителем, чтобы добраться из Вашингтона в Питтсбург. Это было ничто по сравнению с тем, что она сделала для белорусской медицины.
Прошло время. Государство всё-таки присудило доктору Новику орден Франциска Скорины. Не знаю, кто пролоббировал эту награду. Может, стало стыдно. Может, кто-то наконец понял, насколько нелепо награждать за участие в парадах или за работу, которую чиновник и так обязан выполнять по должностной инструкции — и при этом игнорировать тех, кто действует по зову сердца. А может, просто решили дать значок, стоимость которого не превышает цену металла, из которого он изготовлен.
Но я всё равно был рад.
Хотя настоящим признанием была бы не грамота, и не медаль. Настоящая благодарность — это память. Живая, искренняя, каждодневная. Это когда в Минске проходит операция, и из Центра детской кардиохирургии выходит ребёнок — с новым, здоровым сердцем. Это когда в кюветах спасают недоношенных младенцев. Это когда белорусская семья, оказавшись один на один с бедой, понимает, что современная медицинская помощь — это не случайность и не подарок судьбы, а результат труда и милосердия конкретных людей, которые сделали это не за зарплату, не ради прибыли, не из личной выгоды, и даже не ради награды, а по велению сердца — пусть это и звучит высокопарно.
