13 мая 2025
У меня в Гродно есть друг — Виктор Фёдоров. Россиянин, родом из Кисловодска, когда-то приехал в Беларусь, чтобы вместе с местным партнёром заняться пошивом обуви на базе бывшей фабрики «Труд». Женился на белоруске. У них родилось двое детей. Сначала бизнес шёл неплохо, но рынок изменился. Китай со своей фабричной скоростью и агрессивной ценовой политикой вытеснил многих в мире — и белорусская обувная отрасль не стала исключением.
Производство пришлось закрыть, а бизнес переориентировать на ремонт: они открыли с десяток мастерских по всему городу. Это оказалось востребованным. Для многих старая, разношенная обувь, уже «подстроенная» под ногу, оказалась удобнее новых туфель, которые часто натирают и требуют времени, чтобы стать комфортными.
Но наш разговор не об обуви.
У Виктора и Светланы есть дочь — Надя. Она родилась с врождённым пороком сердца. Врачи не скрывали: до совершеннолетия она, скорее всего, не доживёт. Виктор мне часто в отчаянии говорил: «Я бы отдал своё сердце, лишь бы моя дочь жила…». Но реальным и единственным шансом спасения девочки была операция.
В Беларуси тысячи детей с подобными диагнозами. И ещё какое-то время назад большинство из них было обречено. Я видел статистику ещё до того, как Виктор рассказал мне о своей дочери.
Во время работы в Вашингтоне я столкнулся с аналогичной судьбой. В посольстве Беларуси советником по культуре был Александр Хмурец — бывший помощник премьер-министра Сергея Линга, которого направили постпредом в ООН. Хмурец, благодаря протекции премьера, смог занять должность в посольстве в Вашингтоне.
У него была дочь — с редким генетическим заболеванием. Её жизнь зависела от дорогостоящих препаратов, которых в Беларуси не было. Да если бы и были — лечение всё равно оказалось бы невозможным: поддерживающая терапия стоила около трёх тысяч долларов в месяц. Ни его семья, ни бедная система здравоохранения Беларуси такие расходы обеспечить не могла.
Когда срок его командировки подошёл к концу, перед Хмурцом встал жёсткий выбор: вернуться в Беларусь и потерять дочь — или остаться в США. Он остался.
Что с ним стало потом — не знаю. Надеюсь, их дочь жива и здорова. Скорее всего, они относительно безболезненно встроились в американскую жизнь. Его супруга обладала редкой профессией — воспитание и обучение детей с синдромом Дауна. В США такая работа высоко ценится и достойно оплачивается, поскольку требует не только профессиональной подготовки, но и особого склада характера. Её заработка вполне хватало, чтобы обеспечивать всю семью…
Тогда я сформулировал для себя задачу, которую позднее определил и для IT-отрасли: не допустить, чтобы белорусы уезжали из страны не только ради спасения жизней, но и в поисках деловых возможностей и... человеческого отношения. Мне хотелось, чтобы Америка, фигурально выражаясь, или хотя бы ее малая часть, обосновалась на нашей земле. Чтобы лучшие технологиями, подходы и практики, существующие в США (и в мире), стали работать на благо людей здесь, на белорусской земле.
Я вышел на доктора Джеймса Смита, - основателя неправительственной организации American International Health Alliance (AIHA). Ее он видел как мост между американскими врачами и их коллегами по всему миру. Именно его организацию я попытался использовать для Беларуси. Мне хотелось, чтобы лучшие медицинские технологии работали бы не на одну белорусскую семью и обслуживающую ее свиту, а могли бы служить для спасения жизней всех белорусов.
Именно Джеймс Смит порекомендовал доктора Уильяма Новика (William Novick)— детского кардиохирурга из США и познакомил с Ирмой Герцен (Irma Goertzen), президентом Magee Women’s hospital в Питтсбурге, штат Пенсильвания.
Доктор Новик за работой
Сегодня практически каждый в Беларуси знает о Центре детской кардиохирургии — том самом, что расположен рядом с главным зданием Национальной Академии Наук, прямо на проспекте Независимости. Знают, что построен он за бюджетные средства. Но построить здание — не проблема. Это может сделать любое государство, любой город. Главное не в стенах, а каким смыслом они будут наполнены.
В Беларуси на тот момент не просто не было школы детской кардиохирургии. В стране в принципе не проводились операции на открытом сердце — даже взрослым. Во времена Советского Союза ближайшая полноценная кардиохирургическая клиника находилась в Вильнюсе. Позднее, уже в независимой Беларуси, те, кто мог себе это позволить, отправлялись на операции в Израиль или Германию. А тут речь шла о маленьком, величиной с мандарин, сердце ребенка. Это как если бы страна, не научившись собирать автомобили, вдруг решила производить пассажирские самолёты.
Дети с врожденным пороком сердца у нас были обречены.
Доктор Новик не только спас тысячи детских жизней. Он обучал и делился опытом со своими белоруускими коллегами. Именно он создал то, чего у нас не было — школу детской кардиохирургии, проведя лично около 500 операций. Ещё около 2 000 — консультировал удалённо.
Я попросил его, чтобы он проконсультировал операцию на сердце Нади. Он подключился, изучил данные, дал рекомендации. Операция прошла успешно. Их девочка — теперь уже молодая девушка — жива и здорова.
Но вернемся к Ирме Герцен.
Для тех, кто изучал историю революционного движения в России, фамилия Герцен вызывает вполне определённые ассоциации. Признаюсь, они сразу же возникли и у меня. Но предки Ирмы никакого отношения к России не имели. Её родители были выходцами из Дании. Сама же она родилась в Сиэтле, где впоследствии инициировала и построила музей, посвящённого истории скандинавской эмиграции в США.
Кстати, Ирма и её супруг, юрист по профессии, были хорошо знакомы с семьёй Билла Гейтса, чей отец был одним из самых уважаемых юристов Сиэтла и сыграл ключевую роль в становлении компании Microsoft. Именно отец Билла вел переговоры с IBM и добился, чтобы права на операционную систему, созданную по заказу корпорации, остались у компании его сына. С позиции сегодняшнего дня это кажется невероятным: сегодня все права на интеллектуальную собственность по договору переходят от разработчика к заказчику. Но именно этот, казалось бы, незначительный на тот момент юридический нюанс стал фундаментом глобального успеха Microsoft.
Ирма Гёрцен была президентом и генеральным директором женского госпиталя Magee-Womens Hospital в Питтсбурге. Под её руководством госпиталь стал ведущим центров в США по вопросам женского здоровья и помощи новорождённым. Она также стала основателем Magee-Womens Research Institute — первого в Америке научно-исследовательского института, посвящённого проблемам женского здоровья, рождения детей, репродуктивной медицине и медико-генетического анализа и консультирования.
Я бывал в этом госпитале не менее десятка раз. Каждый визит был связан с очередной стажировкой для белорусских врачей, которую мы организовывали вместе с Ирмой и Джеймсом Смитом. Каждая группа врачей насчитывала 20–25 человек. Через AIHA мы оплачивали им билеты, проживание и трехмесячные стажировки в США. Всего через Magee прошли несколько сотен специалистов, которые впоследствии стали основой врачебного корпуса в таких учреждениях, как Центр «Мать и дитя», минская «6-я городская клиническая больница», а также ряд родильных домов в областных центрах.
Корридор в Magee Women's Hospital
Поначалу я был уверен, что Ирма по профессии — врач. Ведь у нас учреждение здравоохранения всегда возглавляет самый опытный доктор, главврач. Так устроено советское медицинское мышление. Но побывав в Magee-Womens Hospital я понял, насколько это устаревший (и ошибочный) подход.
Родильная палата в Magee
Этот женский госпиталь производил впечатление скорее культурного центра, чем больницы. Мне показалось, будто меня привели в театр. Огромный просторный холл, посреди которого — большое фортепиано, звучащее классическую музыку (и, что особенно поражало, само играющее). Библиотека, компьютерный зал, кафе — всё это выглядело даже лучше, чем в наших театрах. Как объясняла мне Ирма, атмосфера имеет огромное значение: пациент не должен чувствовать себя больным.
Детское отделение
Она объясняла просто: больница — это не только врачи и пациенты. Это бюджет, закупки медикаментов и оборудования, найм и оплата труда персонала, взаимодействие со страховыми компаниями, логистика, документация, соблюдение стандартов. Всё это требует специальной подготовки в сфере управления, экономики и менеджмента.
Кювезы для новорожденных
Использовать для такой работы высококвалифицированного врача по меньшей мере неразумно. Во-первых, у него нет для этого необходимой подготовки. А во-вторых, если врач начинает заниматься управлением, он неизбежно теряет столь ценные лечебные или хирургические навыки, которые приобрёл за многие годы учёбы и работы. А ведь его задача — спасать жизни, а не организовывать ремонт в коридоре и согласовывать смету.
Тем не менее сама Ирма, чтобы лучше понимать реалии медицинской практики, закончила сестринские курсы. Представьте себе в Беларуси: во главе одного из ведущих медучреждений мира стоит медсестра.
Мы обязательно поговорим о том, как сделать систему здравоохранения в Беларуси соответствующей самым высоким международным стандартам. Это большая и важная тема, заслуживающая отдельного разговора. Но почему я вспомнил о том, как пытался менять в Беларуси систему здравохранения – не системно, конечно, это невозможно было ни тогда, ни сейчас, а хотя бы в тех узких лакунах, где для этого имелась возможность.
Гомельская детская областная клиническая больница
Дело в том, что неделю назад одна из родственниц Лукашенко была награждена им Орденом Франциска Скорины — «за организацию культурных и патриотических мероприятий». Это значит за участие в прославлении «выдающегося руководителя», при котором население страны, без войн и катастроф, сократилось с 11 миллионов в 1994 году до менее чем 9 миллионов в 2024-м. То есть — минус два миллиона человек за три десятилетия. И это не Китай, не Индия, не Франция и даже не Италия, где подобная убыль населения была бы менее заметной. Это — Беларусь. Страна, которая даже по европейским меркам относится к разряду середняков.
Родильное отделение 3-я городской клинической больницы, Минск
Я вспомнил об этих случаях не столько ради того, чтобы обозначить свой скромный вклад в сферу здравоохранения, сколько потому, что убеждён: в истории страны должны оставаться имена не только тех, кто обслуживал культ — родственников, начальников отделов и управлений, судей и директоров «правильных» домов культуры. Прежде всего — тех, кто действительно способствовал развитию, кто в прямом и переносном смысле спасал жизни. Кто делал это не ради наград, а по велению совести.
Когда мне не удалось добиться официального согласия на награждение доктора Уильяма Новика Орденом Франциска Скорины, я заказал хрустальную статуэтку белорусского просветителя — человека, чьё имя стало символом гуманизма и служения знанию. Я вручил её доктору Новику лично. В тот момент мне было откровенно стыдно за страну, которая находит медали для пропагандистов и функционеров, но не находит в себе мужества признать заслуги человека, спасшего тысячи белорусских детей.
А что я мог сделать для Ирмы? Ей ничего не было нужно! Лишь однажды, 11 сентября 2001 года, когда рухнули башни Всемирного торгового центра, третий самолет упал на Пентагон и еще один рухнул недалеко от Питсбурга, она позвонила мне: аэропорты закрыты, поезда не ходят, все машины в аренду — разобраны и попросила дать машину с водителем, чтобы добраться из Вашингтона в Питтсбург. Это было ничто по сравнению с тем, что она сделала для белорусской медицины.
Прошло время. Государство всё-таки присудило доктору Новику орден Франциска Скорины. Не знаю, кто пролоббировал эту награду. Может, стало стыдно. Может, кто-то наконец понял, насколько нелепо награждать за участие в парадах или за работу, которую чиновник и так обязан выполнять по должностной инструкции — и при этом игнорировать тех, кто действует по зову сердца. А может, просто решили дать значок, стоимость которого не превышает цену металла, из которого он изготовлен.
Но я всё равно был рад.
Хотя настоящим признанием была бы не грамота, и не медаль. Настоящая благодарность — это память. Это когда в Минске проходит операция, и из Центра детской кардиохирургии выходит ребёнок — со здоровым сердцем. Это когда в кюветах спасают недоношенных младенцев. Это когда белорусская семья, оказавшись один на один с бедой, понимает, что оказанная им или их близким медицинская помощь — это не случайность и не подарок судьбы, а результат милосердия конкретных людей, которые сделали это не ради прибыли, не из личной выгоды, не ради зарплаты, и не ради награды, а по велению сердца — пусть это и звучит несколько высокопарно.
У Кьеркегора в его эссе об Аврааме есть замечательный образ — герой и поэт. Герой совершает подвиг, но именно поэт сражается с тьмой забвения, которая грозит поглотить даже величайшее деяние. Поэт становится хранителем: он вновь и вновь возвращает нас к имени героя, к его поступку, к его смыслу. Без этого — подвиг исчезает. Без памяти — не существует подвига.
Я бы хотел, чтобы однажды имена этих людей — Уильяма Новика, Ирмы Герцен и других — появились на фасадах зданий: больниц, университетских корпусов, школ. Потому что такие люди — не случайные гости в нашей истории. Они — совесть и смысл времени, в котором мы живём. Они не прошли мимо, не остались равнодушными, когда другим было все равно.
