Как рождалось движение

На самых первых встречах наша кампания казалась чем-то хрупким, почти неощутимым. В Лиде, на самой первой встрече, нас пришли послушать чуть более десяти человек. В Гродно — порядка сорока. Эти цифры сегодня кажутся скромными, особенно на фоне последующих сотен тысяч, вышедших на улицы. Но тогда за каждой цифрой стояла личная смелость — решимость подойти, открыто выразить свою гражданскую позицию в условиях, когда последствия этого могли быть непредсказуемыми.

Мы уже говорили о том, как «оппозиционеры» вроде Вечерко отказывались участвовать в кампании — потому что им было просто страшно. Гораздо выгоднее было «пилить» деньги со Стрижаком за границей. «Государственники», такие как Латушко, избегали приближаться к пикетам даже на расстояние пушечного выстрела. Они боялись другого — что кто-то их заметит и заподозрит в симпатиях к демократическим ценностям или к «так называемым интересам белорусов», как выразилась Тихановская.

Но мы не трусили — мы смело шли вперёд.

С каждой новой поездкой, с каждым разговором с людьми происходило нечто едва уловимое. Атмосфера менялась. Люди становились смелее. Участие в пикетах не переставало быть рискованным — напротив, риск возрастал с каждым днём. Но вместе с ним росло и чувство, что у них появляется шанс изменить судьбу своей страны.

На пикетах сначала собирались десятки, затем сотни, а потом и тысячи человек. Люди приходили, слушали, а затем выстраивались в очередь, чтобы поставить подпись за моё выдвижение. Открытая подпись, поставленная на виду у всех, превращалась в акт гражданской смелости, жест солидарности и форму сопротивления.

Люди приходили пообщаться несмотря на холодную и дождливую погоду

В Минске, где политическая активность всегда была выше, такое поведение было ожидаемо. В большом городе риск быть замеченным и «донесённым» начальству значительно ниже, чем в небольших населённых пунктах, где «все друг друга знают». Поэтому в районных центрах происходящее выглядело по-настоящему беспрецедентным. Там, где раньше царили молчание и страх, теперь звучали громкие, резкие суждения о действующем режиме.

Барановичи, Бресткая область

Больше не требовалось ходить по квартирам, уговаривать, объяснять. Теперь задачей было успеть принять всех, кто приходил сам, и качественно оформлять подписные листы.

Особенно поражала позиция женщин — она была самой сильной. Возможно, потому что боль и обида были у них глубже. В провинции шло стремительное обнищание. Молодые мужчины, не найдя себя, либо спивались, либо уезжали: в Литву — класть плитку, в Польшу — собирать клубнику. Беларусь становилась страной второго сорта. Но даже в этом положении — как наёмные рабочие в бывших соцстранах — белорусы зарабатывали больше, чем у себя на родине, где их труд, по выражению Омара Хайяма, «в цене чеснока».

Однако больше всего женщин ранило не это. Самым болезненным было то, что дети, уехавшие на временные заработки, оставались за границей навсегда. В Кареличах я встретил женщину, вырастившую троих сыновей — все они теперь в Польше. Она не видела, как растут её внуки. Это было не просто боль — это было отчаяние. Усиливаемое страхом: когда она умрёт, рядом никого не будет. Она осталась одна.

Особенно поразительным было ощущение бесперспективности в Жодино — городе, где расположен гигантский завод БЕЛАЗ, один из крупнейших производителей карьерной техники в мире. Это флагман белорусской промышленности, инженерная гордость — аналог Caterpillar в Иллинойсе или Komatsu в японском городе Комацу. Вокруг такого предприятия мог бы вырасти процветающий, современный, амбициозный город — опирающийся на свой интеллектуальный и производственный потенциал.

Чистые улицы, вымощенные плиткой. Офисные здания с десятками стартапов, разрабатывающих уникальные решения для флагмана индустрии. Моделирование узлов, цифровой инжиниринг, промышленный дизайн. ИТ-компании, сотрудничающие с гигантом мирового уровня. Коворкинги, библиотеки, технопарки. Дети рабочих учатся в современной технической гимназии, где преподают выпускники международных программ. Вечером город живёт: работают рестораны, кофейни, парки освещены и безопасны. Родители с детьми идут в бассейн, на катки, во дворцы спорта, где круглый год проходят занятия по баскетболу, футболу и лёгкой атлетике.

На окраине — кампус технического университета, связанного с заводом. Инженеры, логисты, конструкторы живут в собственных домах, потому что средняя зарплата — не 500 рублей, а $5000. Недвижимость — дорогая, но справедливая: её могут позволить себе те, кто вносит реальный вклад в развитие города и страны. Работа на БЕЛАЗе престижна — как в Toyota City, где никто не мечтает уехать «на клубнику» в Таиланд или «на стройку» во Вьетнам.

Выступление в Жодино, Минская область

Именно так мог бы выглядеть Жодино. Именно такой могла бы быть Беларусь, если бы её власть уважала собственный народ, его труд и достоинство. Но вместо этого — утечка умов, вымирание городов, отток молодёжи. Город, производящий технику мирового уровня, — умирает. И в этом я видел не просто некомпетентность. Это было преступление против будущего Беларуси.

Вы только вдумайтесь: из Жодино люди уезжали в Литву — страну, которая к моменту распада СССР была глубокой провинцией и почти не имела промышленности, — чтобы работать там на стройке. Это было национальное унижение.

Я хотел это изменить. Именно эта боль, нищета, утрата будущего, отъезд детей и развал регионов и стали моим мотивом пойти в президентскую кампанию. Это рождалось из веры в то, что так больше продолжаться не должно.

И мы продолжали идти — несмотря на запугивания. Несмотря на ясный и жёсткий сигнал: «ты — следующий». После того как Виктора Бабарико и Сергея Тихановского устранили с дистанции, стало очевидно — давление будет нарастать. Но мы с Вероникой и нашей командой не остановились. Каждый день мы проводили по несколько встреч. Ехали в областные центры и заезжали в районные города — туда, где большая политика появлялась редко, а надежда была живой.

Встреча в Новогрудке, Гродненской области

Так, направляясь в Гродно, мы останавливались в Кареличах, Лиде, Новогрудке. По пути в Могилёв — в Бобруйске. По дороге в Брест — в Барановичах. Каждое такое место добавляло кампании новые лица, голоса, смыслы, надежды.

Вторая встреча в Гродно

И если в первую поездку в Гродно нас встретили десятки, то спустя несколько недель — уже около 500 человек. В Витебске — почти тысяча.

Митинг в Витебске

Мы уже не справлялись без техники: использовали громкоговорители, чтобы нас слышали даже в дальних рядах. Люди хотели слышать — о будущем Беларуси. О стране, которую мы можем построить вместе. Где власть — не для одного человека и его семьи, а для народа. Где справедливость — не лозунг, а норма. Где у каждого будет шанс на достойную жизнь.