2 марта 2025
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Начало - Парк высоких технологий. Часть 1.
Ильдар Даминов: Беларусь во времена СССР была одной из ведущих республик в сфере микроэлектроники, производства компьютерной техники и машиностроения. В отличие от России и Украины, где значительную долю промышленности составляли военные заводы, белорусская экономика строилась вокруг высоких инженерных компетенций и передовых технологий гражданского назначения.
Особенно впечатлял машиностроительный сектор. БелАЗ, МАЗ, Минский тракторный завод — эти предприятия создавали продукцию, которая была уникальной даже по меркам СССР. Белорусские грузовики, автобусы и тракторы поставлялись не только в советские республики, но и выходили на рынки Германии, Франции, США, что само по себе было исключительным достижением для страны, находившейся за железным занавесом.
Иными словами, Беларусь имела все предпосылки для стремительного экономического рывка после распада Советского Союза. Можно ли было на этой базе создать современный инновационный кластер, который сегодня определял бы лицо современной экономики Беларуси и почему, имея такие предпосылки, Вы решили создавать новый сектор экономики практически с нуля?
Валерий Цепкало. Этот вопрос выходит далеко за пределы нашей темы и требует более детального рассмотрения. В контексте же нашей беседы хотел бы отметить, что такие предприятия, как НИИ ЭВМ, завод Орджоникидзе, Планар, Интеграл, Горизонт - то их деятельность была сосредоточена на разработке программно-аппаратных комплексов. Они создавали решения, интегрированные с оборудованием, ориентируясь в лосновном на промышленный и оборонный сектор. Однако стремительно развивающийся IT-рынок требовал совершенно иных продуктов — программного обеспечения для массового пользователя, приложений общего и профессионального назначения, которые могли бы работать на компьютерах общего пользования.
К моменту же запуска ПВТ Беларусь не только не имела экспорта программных продуктов или услуг - у нее отсутствовали даже возможности для удовлетворения внутренних потребностей. Приведу лишь пару примеров.
В тот период активно строилось новое здание Национальной библиотеки. Ее директор, Роман Степанович Мотульский – доктор наук, выдающийся ученый, признанный во всем мире, автор свыше 400 научных работ в области библиотечного дела – понимал, что библиотека XXI века – это не просто здание, в котором хранятся книги. Современное учреждение такого уровня требовало передовых решений, в том числе создания электронного каталога для эффективного научного поиска. А в старом здании Национальной библиотеки (сейчас минская областная «пушкинская» библиотека) использовалась устаревшая система бумажных карточек.
Роман Степанович искал в Беларуси компанию, способную разработать электронный каталог и систему внутреннего поиска, и обратился ко мне с просьбой помочь в поиске разработчиков. Однако, несмотря на наши усилия, нам так и не удалось найти в стране специалистов, способных реализовать этот проект. В итоге первый электронный каталог был создан израильскими разработчиками.
Здесь добавлю, что в дальнейшем, по мере роста компетенций белорусских IT-специалистов, этот проект взяла на себя компания-резидент ПВТ ITransition, основанная талантливым предпринимателем Сергеем Гвардейцевым, человеком, который с первой же встречи буквально перевернул мои представления о программистах. Я всегда считал, что IT-специалисты — это преимущественно интроверты, сосредоточенные на решении математических и алгоритмических задач, погружённые в код и мало заинтересованные в живом общении. Однако Сергей оказался полной противоположностью этому стереотипу. Он поражал своей энергией, динамичностью и предпринимательским чутьём. Казалось, что в нём соединялись сразу несколько ролей: управленец, стратег и вдохновитель, способный не только разрабатывать технические решения, но и увлекать за собой людей, мотивируя их на создание эффективных команд и значимых проектов.
Во время нашего традиционного конкурса "Золотой Байт". Сергей в центре.
Второй случай связан с первым белорусским мобильным оператором "Велком", который позднее был приобретен Австрийским телекомом и сейчас известен как А1. Ее главный акционер, Ид Самави, обратился ко мне с просьбой помочь в разработке биллинговой системы. На тот момент у оператора возникли серьезные проблемы: поступали многочисленные жалобы от клиентов, утверждавших, что их счета в роуминге неправомерно увеличивались, создавая ощущение, будто оператор "ворует" деньги. Чтобы устранить эти претензии, необходимо было создать программное обеспечение, способное точно фиксировать и учитывать звонки клиентов за рубежом.
Кстати, в Беларуси мало кто знает, но именно на деньги г-на Ида Самави был построен новый музей Великой Отечественной войны, тот, что в Парке Победы. Взамен на его финансирование ему было обещано передать старое здание музея, на месте которого планировалось возвести новое офисное здание. Но после того, как строительство нового музея ВОВ завершилось, здание на Октябрьской у г-на Самави отжали (ему не согласовывали ни один архитектурный проект, пока он не понял, что его и не согласуют, и передали сербским братьям Каричам, которым по традиции в Минске бесплатно передавались самые лучшие места в городе Минске. Напомню, именно им был бесплатно передан участок земли рядом с национальной библиотекой кадастровой стоимостью около 500 миллионов долларов, а ПВТ, было принято решение перенести за кольцевую дорогу, где располагались заброшенные недостроенные здания НАН РБ и городская свалка снега, что существенно снизило его инвестиционную привлекательность и серьезно усложнило для меня вопрос его освоения.
Территория ПВТ
Но вернемся к Велкому. Выяснилось, что в Беларуси нет разработчиков, способных справиться и с задачей написания программы под биллинг. В результате контракт на создание биллинговой системы достался финской компании, название которой я сейчас уже точно не вспомню.
Позже с финнами возник любопытный эпизод. Во время визита делегации финского бизнеса в Беларусь их программа включала посещение Парка высоких технологий. В тот момент ПВТ еще только начинал свою деятельность: у нас был офис и несколько первых резидентов с белорусскими корнями, хоть и имеющими иностранную регистрацию основного офиса. Если не ошибаюсь, эти компании пришли к нам по рекомендации Белорусской торгово-промышленной палаты или Министерства иностранных дел, которые стремились наполнить визит деловых кругов некой содержательной программой.
Для нас же было крайне важно, чтобы среди резидентов ПВТ появились иностранные компании, не имеющие исторической аффилиации с Беларусью. В составе делегации был Юхани Лано, член совета директоров компании Tieto Enator, которая специализировалась на разработке программного обеспечения для финансового сектора.
Их удивило то, что разговор с ними я решил вести не на привычном английском, а на финском, который в свое время для меня был первым иностранным языком, то есть владел я им лучше, чем английским. Конечно, к тому времени мои навыки несколько ослабли, поскольку отсутствовала необходимая практика, но тем не менее, их было достаточно, чтобы вести беседу на различные общие темы. Конечно, на финнов это произвело неизгладимое впечатление (смеется – И.Д.), так как их язык - наряду с венгерским - считается самым сложным в Европе.
Спустя некоторое время Юхани вновь посетил Минск для переговоров об открытии центра разработки Tieto Enator в Парке высоких технологий. Компания была создана совместно с резидентом ПВТ НаучСофт, возглавляемым Николаем Кураевым — одним из первых четырех резидентов Парка наряду с EPAM, Системными Технологиями и Сакраментом. Для нас это стало значительным имиджевым достижением: на тот момент Tieto Enator насчитывала около 15 тысяч сотрудников, и ее выход на белорусский рынок стал важным сигналом для международных компаний и клиентов. Это подтверждало, что, несмотря на негативный имидж страны, сотрудничество в сфере IT возможно и перспективно.
Кстати, с Юхани и его супругой Уллой мы долгое время поддерживали теплые дружеские отношения.
И.Д. – Имидж страны играет ключевую роль в привлечении инвестиций. Без уверенности в безопасности вложений иностранные компании неохотно выходят на рынок. Что вы говорили потенциальным инвесторам, убеждая их открывать R&D-центры в Беларуси, учитывая, что по соседству были Польша и страны Балтии с более надежной защитой капиталов, а также Россия и Украина с более крупными внутренними рынками?
В.Ц. – Мы использовали разные аргументы, показывая Беларусь как страну с высоким интеллектуальным потенциалом. В Парке высоких технологий иностранные компании видели людей, искренне заинтересованных в развитии страны и готовых работать ради ее модернизации. Им становилось ясно, что мы не просто умеем сажать картошку и отмывать коров от навоза, но и способны создавать инновационные технологии.
Финским компаниям, а позже и другим потенциальным инвесторам, я предлагал начинать с малого. На аргумент о рисках рейдерства я отвечал примерно так:
"В отличие от вложений в станки, здания или оборудование, которые действительно можно отобрать, интеллектуальную собственность в IT-сфере конфисковать невозможно. Клиенты находятся за рубежом, а код и технологии принадлежат разработчикам. Конечно, власти могут создать сложности, но не смогут забрать бизнес. Потери при попытке рейдерства со стороны государства для компании будут минимальны – максимум, офисная мебель и компьютеры. Для входа же в рынок не нужны большие инвестиции - достаточно лишь арендовать офис и нанять 15–20 специалистов, и начать работать. А там посмотрите...."
Где-то инвесторов подкупала моя откровенность, где-то срабатывали аргументы. Так, шаг за шагом, в Беларусь начали заходить иностранные компании. Но вернемся, с чего начинали.
На момент запуска ПВТ в Беларуси остро ощущалась нехватка IT-специалистов, даже для выполнения внутренних задач. Разработчики в основном трудились на госпредприятиях, создавая узкоспециализированные решения, не связанные с глобальным IT-рынком. Другие компании занимались поставками, установкой и обслуживанием западного оборудования. Например, Белсофт, один из крупнейших игроков того времени, не вошел в ПВТ, поскольку его бизнес был сосредоточен на дистрибуции западной техники, а не на разработке программного обеспечения.
Из существующих государственных предприятий лишь АГАТ Системс в какой-то мере подходил под концепцию ПВТ. Однако его деятельность была сосредоточена на военных разработках для России и стран Персидского залива. Это обеспечивало работу белорусским программистам, но существенно ограничивало перспективы – закрытые проекты не давали доступа к передовым технологиям, международным партнёрствам и ключевым трендам мирового IT-рынка.
Ситуация усугублялась тем, что помимо нехватки компетенций, проблемой было и незнание английского языка, что являлось критически необходимым для работы на рынках Западной Европы или Северной Америки. Это была плохая традиция, унаследованная от СССР, когда считалось, что иностранные языки – это в большей степени прерогатива лингвистических, гуманитарных, но никак не технических специальностей.
Поэтому на тот момент белорусские IT-специалисты практически не владели иностранными языками, что становилось серьезным барьером для работы с международными клиентами. Мне рассказывал вице-президент компании Exadel Григорий Кацман как на заре присутствия их компании в белорусском ПВТ, когда в штате было всего около десяти человек, он лично присутствовал на всех звонках с американскими заказчиками не в качестве ментора, а как обычный переводчик.
Этот разрыв между спросом и имеющимися компетенциями поставил перед нами важную задачу – подготовку новых специалистов, реформу образовательных программ и создание экосистемы для роста частных IT-компаний, способных выйти на глобальный рынок. Именно эту цель я видел ключевой при формировании концепции ПВТ и развитии IT-отрасли Беларуси.
Осознавая этот вызов, мы начали активно работать над изменением учебных программ для IT-специальностей, делая особый акцент на усилении преподавания английского языка. Одним из первых шагов в этом направлении стало увеличение количества часов английского в вузах. Первым среди ректоров технических университетов этот шаг предпринял ректор БГУИР Михаил Павлович Батуро. Хотя этот процесс занял некоторое время, в итоге удалось значительно расширить языковую подготовку студентов.
Однако еще раньше, чем в вузах, многие IT-компании начали организовывать курсы английского прямо в своих офисах, понимая, что без знания языка дальнейший рост и международная конкурентоспособность белорусских специалистов окажутся под угрозой. Некоторые компании, такие как Sam Solution, ориентированная преимущественно на рынок Германии, пошли еще дальше – помимо английского, они запустили курсы немецкого. Это могло показаться избыточным, ведь немцы, в отличие от французов, испанцев и итальянцев, как правило, свободно владеют английским даже на бытовом уровне, не говоря уже о бизнесе и инженерии.
Как объяснял Андрей Бахирев, один из первых, кто открыл лабораторию по подготовке специалистов в БГУИР и одновременно главный акционер компании, изучение немецкого языка не было строго необходимым с деловой точки зрения – немецкие заказчики прекрасно говорили по-английски. Однако оно создавало особую атмосферу во время переговоров. Даже если беседа на немецком языке велась лишь на общие темы, это значительно повышало уровень доверия между заказчиком и исполнителем.
Директор SaM Solutions Марат Эбзеев, рекордсмен Беларуси по парашютному спорту, который к слову также ломал представление об айтишнике как о "ботанике - заучке".
Эти усилия быстро дали результаты. Уже через несколько лет ситуация кардинально изменилась: белорусские программисты уверенно общались с заказчиками без посредников. Более того, английский язык настолько прочно вошел в их профессиональную среду, что даже в неформальном русскоязычном общении стали появляться английские выражения и профессиональный сленг. Этот прорыв сыграл ключевую роль в интеграции белорусских IT-компаний в глобальный рынок и укреплении их позиций среди международных технологических игроков.
И.Д. Вы подробно остановились на технологических кластерах Индии, Израиля и некоторых стран Азии, но мы все прекрасно понимаем, что первопроходцами в этой области были именно США. Они задали мировые тенденции в построении инновационной экономики, став бесспорными лидерами в этой сфере. Легендарная Кремниевая долина уже давно стала синонимом креативности, предпринимательского духа и технологических прорывов, служа образцом для аналогичных инициатив по всему миру.
В.Ц. Воссоздать американскую модель в нашей реальности казалось практически утопией. Мне намного ближе и понятнее был опыт стран с догоняющим развитием, поскольку он соответствовал тем условиям, в которых находилась Беларусь на момент запуска инициативы. Но вы правы в том, что невозможно представить себе технопарк, претендующий на лидерство, без ориентации на Кремниевую долину. Ее опыт вдохновил и меня на создание Парка высоких технологий (ПВТ) в Беларуси, но не как модель для копирования, а с точки зрения использования человеческого капитала.
Когда я работал послом в США, белорусский экспорт в эту страну составлял около 200 миллионов долларов в год. Основными товарами были сталь, стекловолокно и древесина – типичный экспорт сырьевой экономики. Программное обеспечение в структуре экспорта не фигурировало вовсе, что наглядно отражало уровень развития отечественной IT-отрасли того времени. Однако уже к моменту моего ухода с должности руководителя ПВТ экспорт белорусского софта в США превысил 500 миллионов долларов. Это было кардинальное изменение, которое стало возможным благодаря выстраиванию благоприятной среды для роста технологического бизнеса.
В начале 2000-х я часто выступал в США с публичными лекциями. Это началось после того, как я написал большое эссе для журнала Foreign Affairs – тогда ведущего издания в области международных отношений. В этом журнале публиковались работы выдающихся американских мыслителей, таких как Самуэль Хантингтон (Столкновение цивилизаций), Фрэнсис Фукуяма (Конец истории) и Збигнев Бжезинский (A Geostrategy for Eurasia), основанная на его книге Великая шахматная доска.
Моя статья Передел Евразии представляла собой заочную полемику с Бжезинским и Фукуямой по поводу будущего региона. Несмотря на распространенные тогда идиллистические настроения – как внутри СНГ, так и в отношениях между Россией и Западом, – я предсказал неизбежное возникновение конфликтов на постсоветском пространстве, включая войну в Украине. Я указывал, что в эту воронку будут вовлечены не только Россия и Украина, но и Европа, Иран, Турция – все те силы, которые так или иначе пересекаются на этом геополитическом узле.
Моим предложением было развитие сценариев интеграции постсоветского пространства для предотвращения будущих конфликтов и войн. Более того, я призывал США и европейские страны содействовать этим процессам, подчеркивая, что тесные связи между бывшими республиками СССР не должны и не будут противоречить партнерству с Западом – будь то США или ЕС. Под Договором о партнерстве и сотрудничестве Беларуси с ЕС стоит, кстати, моя подпись - я этот договор парафировал, как руководитель белорусской делегации на переговорах.
Тогда мало кто всерьез воспринимал такие прогнозы. Один мой знакомый из России позже признался, что, когда дошел до рассуждений о возможном конфликте между Россией и Украиной, он просто закрыл статью – настолько невероятным ему казался этот сценарий.
Но это, так сказать, преамбула к моему знакомству с Кремниевой долиной. После публикации эссе меня стали активно приглашать на конференции, круглые столы и семинары. У меня завязались дружеские отношения с Джоном Болтоном, тогда вице-президентом American Enterprise Institute, а также с Ианом Бреммером, который только что защитил докторскую диссертацию в Стэнфорде и перебрался в Нью-Йорк. Бреммер даже предложил мне создать совместную компанию по анализу политических и деловых рисков в Евразии, но я и поверить не мог, что на внешней политике можно зарабатывать....
Однако одна встреча, которая произошла в Калифорнии, стала для меня знаковой. Я был приглашен в Монтеррей выступить перед Советом по внешней политике Калифорнии с лекцией о будущем постсоветского пространства. После выступления ко мне подошли несколько молодых людей из Беларуси, Украины и России. Они специально приехали из Кремниевой долины, чтобы послушать меня – в те годы гости с Родины здесь были редкостью.
Мы разговорились, и каждый из них поделился своей историей. Общее в их судьбах было одно: после окончания университетов в своих странах они не видели перспектив и искали любые пути, чтобы попасть в США. Некоторые из них приехали по туристическим визам и остались, другие прошли сложные этапы получения рабочей визы или грин-карты. Несмотря на трудности, они сумели построить успешную карьеру и заняли ведущие позиции в известных технологических компаниях.
И тогда я понял одну важную вещь. Качество человеческого капитала у нас ничем не уступает немцам, французам, англичанам или американцам. Наши люди способны быть такими же грамотными, креативными и предприимчивыми, как самые успешные народы мира. Единственное, чего им не хватало – это благоприятных условий на родине, которые бы позволяли им раскрыть свой потенциал.
Этот момент стал для меня во многом поворотным. Я осознал, что главный ресурс Беларуси – это не нефть (или ее перепродажа), не металлы, не древесина, не калийные или азотные удобрения, а люди. Именно они должны были стать локомотивом развития страны, если создать для них подходящую среду. Именно это понимание впоследствии определило мой уход из дипломатии в IT-сферу и начало работы над созданием Парка высоких технологий. Потому как именно там и начиналась настоящая внешняя политика, политика, основу которой составляла бы экономика знаний.
Продолжение следует
